Неточные совпадения
Положение нерешительности, неясности было все то же, как и дома; еще
хуже, потому что нельзя было ничего предпринять, нельзя было увидать Вронского, а надо было оставаться здесь, в чуждом и столь противоположном ее настроению обществе; но она была в туалете, который, она знала, шел к ней; она была
не одна, вокруг была эта привычная торжественная обстановка праздности, и ей было легче, чем дома; она
не должна была
придумывать, что ей делать.
— Право, милая, ты
хуже ничего
не могла
придумать!
Хуже ничего
не могла
придумать.
— Ох, и
не говори!.. Один он у меня, как смертный грех. Один, да дурак,
хуже этого
не придумаешь.
Ничего
хуже солдат
не мог
придумать, если бы желал извести жену.
— И нашел же место, где помереть! Хуже-то
не мог
придумать? — сказал тот, что был в красной рубахе.
Есть известность, а славы что-то
не слыхать, или она
придумала другой способ проявляться: кто лучше пишет, тому больше денег, кто
хуже —
не прогневайся.
«Братец, к нам переменится,
не станет нас так любить и жаловать, как прежде, молодая жена ототрет родных, и дом родительский будет нам чужой» — это непременно сказали бы сестры Алексея Степаныча, хотя бы его невеста была их поля ягода; но невестки Софьи Николавны
хуже нельзя было
придумать для них.
— Я даже боюсь читать… Видел я — тут одна…
хуже запоя у нее это! И какой толк в книге? Один человек
придумает что-нибудь, а другие читают… Коли так ладно… Но чтобы учиться из книги, как жить, — это уж что-то несуразное! Ведь человек написал,
не бог, а какие законы и примеры человек установить может сам для себя?
— Ты погоди! Ты еще послушай дальше-то —
хуже будет!
Придумали мы запирать их в дома разные и, чтоб
не дорого было содержать их там, работать заставили их, стареньких да увечных… И милостыню подавать
не нужно теперь, и, убравши с улиц отрепышей разных,
не видим мы лютой их скорби и бедности, а потому можем думать, что все люди на земле сыты, обуты, одеты… Вот они к чему, дома эти разные, для скрытия правды они… для изгнания Христа из жизни нашей! Ясно ли?
Кручинина. Я
не боюсь вас. Я знаю, что вы способны на все; но
хуже того, что вы сделали, вам уж
не придумать.
Иванов. Твое положение неприятное, щекотливое, а мое еще
хуже. (Ходит и думает.) И ничего
не придумаешь… Продать нечего…
Мурзавецкая. Я ведь девица старая, я мужчин разбирать
не умею; может быть, Аполлон и в самом деле
плохой жених; да, понимаешь ты, что я этого и знать
не хочу; я своему родному добра желаю, а до нее мне и горя мало… так вот, если она заупрямится, надо нам с тобой, Вукол,
придумать, чем пугнуть ее.
Васса. Все есть!
Хуже ничего
не придумаешь, все уж придумано.
Обессилел наконец Миша. Присел он на задние лапы, фыркнул и
придумал новую штуку — давай кататься по траве, чтобы передавить все комариное царство. Катался, катался Миша, однако и из этого ничего
не вышло, а только еще больше устал он. Тогда медведь спрятал морду в мох. Вышло того
хуже — комары вцепились в медвежий хвост. Окончательно рассвирепел медведь.
Она так
похудела, что можно было
не узнать ее; но радость, что она нашла дитя свое
не только живым, но гораздо в лучшем положении, чем ожидала (ибо чего
не придумало испуганное воображение матери), — так ярко светилась в ее всегда блестящих глазах, что она могла показаться и здоровою и веселою.
Он нерешительно идет в переднюю, медленно одевается там и, выйдя на улицу, вероятно, опять долго думает; ничего
не придумав, кроме «старого черта» по моему адресу, он идет в
плохой ресторан пить пиво и обедать, а потом к себе домой спать. Мир праху твоему, честный труженик!
Людям надо бы учиться у животных тому, как надо обходиться с своим телом. Как только у животного есть то, что ему нужно для его тела, оно успокаивается; человеку же мало того, что он утолил свой голод, укрылся от непогоды, согрелся, — он
придумывает всё разные сладкие питья и кушанья, строит дворцы и готовит лишние одежды и всякие ненужные роскоши, от которых ему
не лучше, а только
хуже живется.
О том помышляла хозяйка, чтобы как-нибудь поскорей спровадить незваную гостью, но нельзя же было
не попросить ее садиться. Так
не водится. Опять же и того опасалась Пелагея Филиппьевна, что
не пригласи она присесть первую по всему околотку вестовщицу, так она таких сплетен про нее назвонит, что
хуже нельзя и
придумать.
— Ну, назови, как хочешь… Больше ничего
не придумаешь… Ведь
не пустишь же ты наших стариков по миру… На Петю надежда
плохая. Лучше
не будет? Согласен?..